для тех, кто слушает стихи

Тэйт
Эш:




"Когда устали в горло течь..."         

  mp3  

2158 K

"Дом потеплел. Но теплее с торца..."         

  mp3  

1073 K

"тени бродят по надводичью..."         

  mp3  

1609 K

"Давай поговорим о том о сём..."         

  mp3  

2126 K

/из питерского альбома/ ("За спиной накрывает бураном Валдай...")         

  mp3  

2609 K

 

Крымские сонеты

1. Джанкой ("полуночная тень товарняка...")         

  mp3  

1407 K

2. Малый Маяк ("Шершавый шрам прибрежного оврага...")         

  mp3  

1819 K

3. Закат над Херсонесом ("Ты прав, Сирикс...")         

  mp3  

1613 K

4. Каралез ("нехитрую историю храня...")         

  mp3  

1598 K










*  *  *

Когда устали в горло течь
два вдоха - нынешний и лишний,
вдоль выдоха сочится речь
всё набожнее и неслышней,
и голос глохнет, наконец.

когда на влажной простыне
с оставшимся у края телом
сидеть в молчанье неумелом
надоедает,

первым делом - за спичкой лезешь в коробок.
мнёшь сигарету. где же бог?

идут минуты. ночи треть.
и холодно, и спать охота.
но тьма не думает светлеть.
берёшь пальто, бредёшь ко входу...

иди по местной несудьбе.
смотри на снег с любого бока.
душа придумает себе
и свет. и родину. и бога.
..^..   







*  *  *

Дом потеплел. Но теплее с торца.
Тропку ручьём деля, 
снежные швы разошлись у крыльца.
Вот и настала земля.

Те, кто однажды очнулся под ней,
в недрах родных округ, -
греют озябшие связки корней,
не выпускают из рук.

Души цветов налегают на тьму.
Выбились в ивняках 
два первоцвета. Спасибо тому, 
в чьих они - снизу - руках.
..^..   











*  *  *

тени бродят по надводичью.

стадо вязов, треща корой,
к ночи - стаю вдыхает птичью
с облаками и мошкарой.

стихнет ветер, уймутся толки.
лес уснёт на груди холма...
--
с первым выстрелом из двустволки
начинается кутерьма.
речка илиста, долговяза,
плещет в зарослях череды.
в голове дуралея-вяза -
пересвисты на все лады

смолкнут...
пусто вокруг. и скучно
жить, латая корнями гать.

отпускать облака поштучно.
птиц по пёрышку выдыхать.
..^..







*  *  *

Давай поговорим о том о сём.
Какие дни стоят прифронтовые!
Здесь яблоки впадают в чернозём,
Округлые, как рифмы корневые.

Ты зря твердишь – обычное гнильё.
Здесь век свой на посмертье удлиняя,
Хранится поколение моё,
Лениво словари осеменяя.

Пока в теньке лежим с тобой, живём,
Не ощущаю повода для грусти.
Теперь и мы исследуем вдвоём, 
Кого находит бабочка в капусте.

Растёт привычка к новому жилью.
Жуки лютуют, капает водичка –
И безразлично этому жулью,
Кто завтра будет пепенка, кто дичка. 

Я точно знаю: весь я не умру.
Ещё взгляну последней четвертиной –
Какая мерзость вырастет к утру
Из вечности со сгнившей серединой.
..^..













/из питерского альбома/

За спиной накрывает бураном Валдай.
Всё ещё впереди. Да поди угадай,
Где взовьётся метель, где обрушится снежное гневье.
Но раздетая сворой ветров донага,
Под рукою мороза стихает пурга,
Постигая Приневье.

Так однажды тела не стремятся к теплу,
Даже если к утру - в мировую иглу -
Наших нитей оборвыши вдень я.
Так вода покидает пустой акведук:
Возле самого края качается звук -
Начиная паденье.

Мы дочитаны снегом, дожиты вполне.
Ненадолго очнулись в заснеженном сне.
Подожди, не спеши уходить. Кто нас выгонит, - сон-то.
Вдоль залива к волне примерзает волна.
Закрываю глаза. И звучит из окна
Пустота горизонта
..^..









Крымские сонеты

1. Джанкой

полуночная тень товарняка
реальнее чем шорохи и лица
не выпросить ни сна ни огонька
на стук составов хочется молиться

переболи джанкой переболи
покорно заплачу любую дань я
пускай пичуга роется в пыли
заглатывая крохи мирозданья

пускай скамья последняя черта
старается садящихся запомнить
был человек осталась пустота

и воздух не спешит её заполнить 
столетье продолжает быт земной
воздушный слепок заполняя мной
..^..







2. Малый Маяк

Шершавый шрам прибрежного оврага.
Орлиный окрик. Щёлканье камчи.
Над ветками озябшей алычи
Блестит слюдой мальковая ватага, –

Помянем их. Уже пустеет фляга,
Давай допьём, о разном помолчим,
Пока волной разносится в ночи
Утробное урчанье Аю-Дага.

Гитара ждет, продрогнув до колка.
Глядит огонь с прищуром степняка,
Ведь от себя – зачем в такую глушь-то...

Портвейном льнет понтийская тоска,
Но сбившегося с курса рыбака
Уже влечет русалочья Алушта.
..^..








3.  Закат над Херсонесом

Ты прав, Сириск. Венки не сохранят
Ни знатности, ни остального хлама.
Какая разворачивалась драма
На пологе из местных роз и мят!

Нагрянет Рим - и полог будет смят.
Едва ли что останется от храма. -
В истории за все в ответе мрамор,
Приправленный молчанием ягнят.

Давно умолкли Плиний и Солон.
Стекает солнце в трещины колонн
И за волной уносится куда-то.

Таврида дремлет, сны свои храня.
Лишь вздрогнет город, словно по камням
Ступают легионы Митридата. 
..^..





4. Каралез

нехитрую историю храня,
торчит из камня ржавое железо. 
какие скифы были до меня!
задумчивые сфинксы каралеза,

вы пили дождь, смотрели на резню,
бессмертником себе мостили ложе.
теперь довольно мирное меню
вам те же обитатели предложат.

вы так давно не любите возни,
так долго не спешите веселиться,    
так медленно спускаетесь, что вниз
летят с горы обломки, руки, лица.

копнуть обвал бы, кто там подревней. –
где средний палец виден из камней.
..^..






всё в исп.  В. Луцкера

------------- на запись ---------------------- сегодня время быть перестаёт. в безвременье и нам укрыться есть где. всё тот же город, ветка на подъезде, и сумерки, похожие на йод. представь: дожди стекаются к шести, к пяти повиснет пауза над чаем. мой вечер непривычно нескончаем, поскольку больше некуда идти. для каждой встречи выверен черёд. ползут минуты задом наперёд. судьба сквозь дождь пыхтит и пароходит. пора пурги. пора последних квот. приходит полночь год назад. и вот – приходишь ты. и следом снег приходит... ------------------------------------ *** -Бог- Чадит светило вполнакала, Слоняясь меж полей и рек. Бредёт усталый имярек, Не видя - зверь ли, человек - Прощая всех, куда попало. Полощет ветер невода. Жаль, не попало никуда. --- уже не важно - таков ли бог, и есть ли он вообще. судьба врывается в дом и храм булыжником из пращи. когда злодейство, заслышав рог, качается на плюще, плевать и вечности, и кострам, какие на ком плащи. пожгут. утихнут. хлебнут вина. настанет черёд облав - и подлость, головы горяча, потянется из углов. но не расскажут ни письмена, ни авторы книжных глав, как бродят городом два луча, не смея собрать улов... Какой соборный циник произнёс, Что благости везде - с горгулькин нос? К чему бубнить Писание, смотри же, Как два луча с Господнего стола, Собой перебудив колокола, Слоняются по сонному Парижу. Душа лежит без тела. Тишь да гладь. Но если ангел спустится забрать - Святой отец, держи его на мушке, Покуда площадь, плаха и тюрьма, К утру опустошая закрома, Выкидывают в Сену погремушки. Горбун притих, невидимый с земли. Чуть ниже - каменеют короли. По площади, по лавкам, по судьбе ли - Рассыпался народ, как нитка бус. И город, как огромный карапуз, Ворочается в мокрой колыбели. полусонный экран шелестит в темноте. пересмотришь, лакая бурду, как проснулся под утро на чьей-то тахте, оказавшись последним в роду. как идёшь к остановке, губу закусив, пустоту различая едва. и спокойно глядит на тебя жилмассив, поглощая людей и слова. Зимний Сангар 1926 Коротаю Сибирь. Нет маршрута, хоть просеку высеки. Не дождавшись огня, возвращаюсь в промерзшие сени я. Третий месяц гляжу, как недели сбегают на выселки, Оставляя мне то ли безумие, то ли спасение. Чьи читаешь стихи? Чем любуешься, ночи терзая чьи? В южной жизни твоей – как сквозняк в непротопленном срубе я. Лишь следы на снегу – озорные, раскосые, заячьи – Уводя от волков, преподносят урок жизнелюбия. Ползимы до тепла. Тишину не согреем ни ты, ни я. Все до лета в плену слюдяного январского абриса. От пустого письма – до нутра пробирает от инея. Так ли важно теперь, Что конверт без обратного адреса? эпиграф – С бессмертием не всё ладно, воскресают-с... В захудалой глуши, где засовы оделись ржою, Но в заутреню горло дерёт полусонный кочет, Сквозь апостольский лик проступило лицо чужое. Корчит рожи в углу и мирских мужиков морочит. Привечать чужаков осторожному люду не в честь. Что за черти в стене? Хоть глаза изгляди до рези. То ли леший, а то ли другая какая нечисть – Сколь не крестишь её – всё настойчивей к людям лезет! Эх, церквушка... Намылили шею дьячку-зудиле. Подсобрали деньжат, чтобы стала не так убога. Освятили. Отпели. Отплакали. Откадили. Только толку-то? Так и молились с другого бока. Храмы в землю врастают – на Волге ли, на Оби ли. Но упрям человек. На осеннюю Виринею Мужики под хмельком непутёвую фреску сбили. Вместе с той, что была под нею. --- В святцах 17 октября по новому стилю – Виринея Едесская. «Приносящая победу». Термит "Восстань, пророк" А.С.П. смятый саван. постельный, белеющий наст. говорили – вселенная выдержит нас, нахватавшихся всех равноправий. но вчера оказалось, что свыше – игнор: кто возносится вверх из обжившихся нор – выползает на гравий. так выходишь один, многоник/многорук, а вокруг – ни души, ни оливы вокруг, только солнце вседневного бденья. душный воздух собой подпирает зенит. кто считался пророком – обычный термит, и слепой от рожденья. ставший нынче под вечер неведомо чей. сочинивший и вещи, и тени вещей. муравей в повседневном абсурде. я кричу – но в ответ подступает хамсин, обрекая меня сквозь тома древесин догрызаться до сути. кто кого не сдержал, оставлял на пока? жар меня погружает в обломки песка, только имя торчит косоплече. … снова шепчешь с изнанки (а может, недуг). я поникшими лапками трогаю звук, и становится легче. Сегодня небо выпито до дна. Хрусталь! Слеза! Такое нынче в моде. … Идет - она. Обычная она. Одета, как всегда, не по погоде. И старый дом задорно колобродит, Гоняет мяч по встречной полосе, Пока весна осваивает всех. В какое ты грядущее умчишь, Развязка трасс, похожая на лифчик? Пока твердят: "учи, студент, учи ж!" - Прицепится прилипчивый мотивчик, И пару дней витаешь как во вне В какой-нибудь лирической фигне. Резвится мяч на встречке, нагл и рыж. Машины расступаются - шалишь! И солнце карамелит между крыш, По воробьям прицельно бьет капелью. И город пьян весенней канителью. И мы вдвоем идем по предапрелью, И рейс ветров – Лефортово – Париж. Смех Взгорье. Туманы мутней и густей. Снится зима непонятного облика. Небо промёрзло до птичьих костей. Ниже, на ветке, нахохлилось облако. Стайкой расселись прошедшие дни. Тише, смотри не спугни. Стужа крепчает, покинувши схрон. Близится вечность. Не наша, не та ещё. Валится-падает с разных сторон Мёрзнущий снег, на ладони не тающий. Девочка странно смеётся, тайком стоя в снегу босиком. Колется смешек, теснит снежуру, режет на части ледовое сонмище. Ветер, с обрывком цепи, по двору тащит беззвучные крики о помощи. Свет над обрывами гнётся в дугу, в небо метнётся – и падает, вогнутый. Голос клокочет. Куда-то бегу, лишь бы не слышать хохочущей чокнутой – С берега – в белое. в гиблое. вплавь... ... резко включается явь, марево преображая. стылая. снова чужая. Чей-то трубочный дым вьётся кольцами до потолка. - Нервно музыка бродит по тамбуру, не узнавая. То ли узел затянут под самое горло колка, То ли долго стоим, и маячит в окне узловая. Не пробиться в эфир - в небесах обрывается связь. Даже ангелы нынче в плащах со свинцовым подбоем. Наглотавшись беды, звёзды падают вниз, не простясь, Увлекая случайные души в полёт за собою. И сгорают они по пути, называя судьбой Пару сотен шагов для владычества, славы и нефти. Сколько рядом таких, кто таскает войну за собой, Потому что в себе - хоронить новоприбывших негде? Вот и ночь на исходе. К рассвету б совсем отлегло. Кто-то тронул гитару, забытую здесь перед боем. Перепуганной птицею музыка бьётся в стекло, Только некому больше вернуться сюда за тобою. ---------------------------------------------- Крымские сонеты 1. Джанкой (Уже начитано) полуночная тень товарняка реальнее чем шорохи и лица не выпросить ни сна ни огонька на стук составов хочется молиться переболи джанкой переболи покорно заплачу любую дань я пускай пичуга роется в пыли заглатывая крохи мирозданья пускай скамья последняя черта старается садящихся запомнить был человек осталась пустота и воздух не спешит её заполнить столетье продолжает быт земной воздушный слепок заполняя мной 2. Малый Маяк Шершавый шрам прибрежного оврага. Орлиный окрик. Щёлканье камчи. Над ветками озябшей алычи Блестит слюдой мальковая ватага, – Помянем их. Уже пустеет фляга, Давай допьём, о разном помолчим, Пока волной разносится в ночи Утробное урчанье Аю-Дага. Гитара ждет, продрогнув до колка. Глядит огонь с прищуром степняка, Ведь от себя – зачем в такую глушь-то... Портвейном льнет понтийская тоска, Но сбившегося с курса рыбака Уже влечет русалочья Алушта. 3. Закат над Херсонесом Ты прав, Сириск. Венки не сохранят Ни знатности, ни остального хлама. Какая разворачивалась драма На пологе из местных роз и мят! Нагрянет Рим - и полог будет смят. Едва ли что останется от храма. - В истории за все в ответе мрамор, Приправленный молчанием ягнят. Давно умолкли Плиний и Солон. Стекает солнце в трещины колонн И за волной уносится куда-то. Таврида дремлет, сны свои храня. Лишь вздрогнет город, словно по камням Ступают легионы Митридата. 4. Каралез нехитрую историю храня, торчит из камня ржавое железо. какие скифы были до меня! задумчивые сфинксы каралеза, вы пили дождь, смотрели на резню, бессмертником себе мостили ложе. теперь довольно мирное меню вам те же обитатели предложат. вы так давно не любите возни, так долго не спешите веселиться, так медленно спускаетесь, что вниз летят с горы обломки, руки, лица. копнуть обвал бы, кто там подревней. – где средний палец виден из камней. ------------------------------------------- Терзаемый тягой хмельною, Напьёшься сегодня по ком - За вечно закрытой пивною, За вечно облезлым ларьком. На лавке из мата и реек Устроишь себе Рагнарёк. Мальцы принесут канареек Сюда хоронить, за ларёк. Протянут замызганный пряник. Очнешься. И как на духу - Накатишь какой-нибудь дряни За истину в жёлтом пуху. За то, что ни крикнуть, ни охнуть, И хмуро глядит детвора. За право великое - сдохнуть На лавке в четыре утра. Так смотрит ожившая птаха В глаза уходящих в иной. - Но нет там ни спирта, ни страха, Ни нас, ни ларька, ни пивной. Травиата ..............Я помню, я стоял перед окном... ..............Денис Новиков когда в кафе, не знавшем отродясь ни изысков, ни прочих кватроченто, вбегали мы намокшие, смеясь. когда еще не думалось - зачем тут от блёсток не очистили плафон, с бутылок не посдёргивали вату. оставленный в углу магнитофон размеренно гнусавил "Травиату". смотрел ночник, что твой ареопаг, как в чайнике заваривалась завязь. так с улицы в окно смотрелся парк, и мы ему влюблёнными казались. ведь вот оно - попробуй, задержись, стань музыкой, охрипнувшей за вечер. но за окном уже стояла жизнь. и даже парк окажется не вечен. мы пили чай, друг другом становясь. не смевшие задуматься о данном. вот со всевышним прекратилась связь. но мы уже не видели (куда нам!) - как парк прощался, выходил вовне, прохожему безмолвно душу отдал. окно осталось. дерево в окне. и памятник, маячивший поодаль. осталась ночь, за ней жила страна, желаниями будущее спамя. а мы существовали у окна, вживаясь в эту музыку, как в память. шло таинство. так щупальце луча в оставленные блёстки серпантина впивается. шиповниковый чай в который раз не пробовал спасти нас. Волхв отворяют простор мосты, похваляясь своим уловом. ты однажды шагнёшь на «ты» с древним городом двухголовым, где не надо ни вод, ни вед, чтобы видела вся округа, как уходим в соседний свет, не успев опознать друг друга. остывают слова-следы. здесь вода не живей воды. судьбы кружатся комарьём, только некуда нас увлечь им. мы словами кого-то бьём, и собою кого-то лечим. столько было на шкуре швов, от кого - и не вспомнишь толком... человек человеку - волхв, если к ночи не станет волком. Глотком тумана сбыться до шести, Себя не обретая. И брести Куда-нибудь, ни к месту, ни о ком. Вдыхая дождь вдоль музыки – с глотком Тумана в замирающей возне... потом не раз привидятся во сне огни вокзалов, контуры общаг. качался звук, забытый на вещах, и вещими казались вещи. в них кончалась память. а в окне – огни вокзалов, различимые едва, пытались выжить в ночь без рождества. Просвет прочитан. Сумерки строги. Вся ночь – на расстоянии строки, Где в стёкла робко бьётся ветка, вет... – И нас, негромко падая в просвет, Прочитывает строчками из книг. И кажется, что свет уже возник Знаешь, у нас к утру обещают снег. В чашке гоняет малину простывший чай. Воздух столичный, гибнущий здесь за всех, Вряд ли уже приедет тебя встречать. Город глядит недоверчиво, свысока, – Он-то тебя тоже ждёт, Гордыню ему прости. Год не закончится без твоего звонка – Встретить на полпути. Мне бы теперь задуматься, кто для чего рождён. Голос твой тихий вспомнить, себя от себя спасти. Близится полночь, а я под холодным брожу дождём. В жизни своей брожу Где-то на полпути. Ёлка с афиши. Размытые имена. Хлябь новогодняя, капель чудной галдёж. Что-то ещё этой ночью досталось нам, Но без любви едва ли переведёшь. Пусть не любовь, но хоть нежностью подыграй. Мокнущий город устало вьёт водосточный жгут. Знаешь, у нас к утру обещают рай. Люди не верят в рай, но, похоже, ждут. А я тебя встречу, конечно. Хоть время безбожно врёт, Сколько всего ещё с нами успеет произойти – Шарик-планета упрямо летит вперёд Где-то на полпути ----------------------------------------- Питерский альбом Первый вступительный панегирик … Принявши, как положено, на грудь, Гляжу на город сквозь неон и ртуть, – Где каждый пьёт, и каждый псих вещает… В масштабах недокормленной страны Лимиты строчек распределены – Двух гениев эпоха не вмещает. В Сети царит рифмованная муть. Пока цензура прилегла вздремнуть, Штампуются шеренги переплётов. Литературе впору вздыбить шерсть: Пиитов наплодилось сотен шесть, И пара миллионов рифмоплётов. Судьбе плевать, кто будет Итого. Лаврушкой ткнёт в кого-то одного, Чтоб магистраль к нему не зарастала. Других – пока в народе зреет культ – Прикапывает доблестный Минкульт Под мрачные ступени пьедестала. Мы все там будем. Лишь один, живой, Проткнёт грозу чугунной головой Назло врагам, пожарам и проказе. И к ночи, под звезду подставя тить, Пойдет потомкам в Twitter'e постить Свои творенья в кратком пересказе. Часть 1. Сказки для рыбака на безрыбье В местах, где свет качается слегка... Борис Фэрр 1. Глотком тумана сбыться до шести, Себя не обретая. И брести Куда-нибудь, ни к месту, ни о ком. Вдыхая дождь вдоль музыки – с глотком Тумана в замирающей возне... потом не раз привидятся во сне огни вокзалов, контуры общаг. качался звук, забытый на вещах, и вещими казались вещи. в них кончалась память. а в окне – огни вокзалов, различимые едва, пытались выжить в ночь без рождества. Просвет прочитан. Сумерки строги. Вся ночь – на расстоянии строки, Где в стёкла робко бьётся ветка, вет... – И нас, негромко падая в просвет, Прочитывает строчками из книг. И кажется, что свет уже возник 2. intermedio Вдоль гранитных опор пробираясь во тьме, тайком, рыба трогает город раздвоенным плавником. Размываются контуры, гаснут огни в домах… Время длится наощупь, минуя людей впотьмах, как Фонтанка – текущая между грозой и дном – огибает площадь и гастроном. В ресторанном дыму, где ни в ком не болит река, город пробует рыбу с подливкой из чеснока. Застывая под сыром в тарелке морских щедрот, с бутерброда гостям улыбается мёртвый шпрот. Пискнув, падает блюдце… Сквозняк выбегает вон, позабыв про голод и выпивон. Лодка бьётся белугой о каменный борт Невы. Вновь за кем-то незримым бредут по воде волхвы, и дыхание Балтики слышится над тропой, где мосты-динозавры склонились на водопой. Между тьмою и тьмой, где вливается в ночь река – тонкий шрам от рыбьего плавника. … Глянешь в чёрную муть – вдруг покажется, что фантом под взлохмаченной шкурой воды шевелит хвостом… 3. Пока река забыла о мальках, Попробую уплыть своей дорогой. Ложится небо спать на чердаках. Но ты его до завтрака не трогай, Опробуй жизнь героев древних саг – Испей вина в свинцовых небесах. Мы снова здесь... (смешное слово – «мы». для каждого давно привычно соло). Васильевским отсыпаны взаймы Две полночи балтийского посола. Но в этот раз пошло наперекос: Я в ночь иду – и падаю в наркоз. Вдоль невского размокшего пленэра Несётся ветром лист-перекати. Да где здесь поле, Господи, найти? Дворцы, дома... Окажешься у сквера – С раскидистых усталых гордецов Слетит под ноги стая мертвецов. И снова – пусто... Было? Показалось? Наполнены каналы чернотой. Десяток душ летает над водой, Друг друга именами не касаясь... Мой вылет завтра. В Мюнхен. Дотемна. Да не коснутся наши имена. 4. выхожу в полутьму. площадь цедит прописанный яд. из пустого метро вырывается облачко пара. будто бюсты вождей, потускневшие птицы стоят на плечах тротуара. и такая вокруг предзаветная шаткая глушь, что в себя не уйти, с перемёрзшим в руках бутербродом. и к тебе не успеть. но собою маршрут не нарушь, даже если добро дам. приручи небосвод, опои городской сивиной, уложи вдоль воды, где высотки в почётном эскорте. пусть несутся железные зубры по смольной, больной, развороченной хорде. пусть на вызов айфона слетаются стайки сильфид из витриновых снов, из полночных неоновых гущ их. прикрывая лицо, облицованный город глядит на спешащих идущих, кто себя растерял, кто остался в пути не вдвоём. пожалей дураков, – сквозь бетон не проросшее семя. электрички бросаются в Пулково. и окоём затворится за всеми. 5. coda. Голос за предпоследним кадром. Толсты сугробные тома. Не дочитаться до судьбы там, Пока рифмуют нас дома с бронхитом, холодом и бытом. Всё познается в мелочах: Поди найди упавший ключик, Когда фонарный свет зачах, И электричество не включат. В кармане прячется Платон, как будто вовсе и не друг вам. И мир нелеп – как фельетон, рассортированный по буквам. Что остается? Cup of tea*, Да в гости, может быть, пойти. Допустим, так: Пурга. Порог. Пусть ветер – истовей и вальче. На литераторский пирок зайти в прокуренный подвальчик И к полночи почесть за честь – своё чего-нибудь прочесть. От рифмы плавится скрижаль. Минут по двадцать на собрата. И, в общем, времени не жаль, но боже мой, какая трата... Как просто нам, покашляв глухо, друг друга слушая вполслуха, Себя представить в «Снегирях»: Слегка колбаской разговляясь, Сидеть, в слова не углубляясь, При вискаре и козырях, Листая девочек в дверях. ... а если эдак: Пьянке – бой! (хотя и легче в декабре с ней). Подвал покинуть. И с собой забрать кого поинтересней. Пройтись, пока ещё в чести Кого-то под руку вести. Века стоят по словарю. В застройке не осталось брешей. Натужно жмётся к фонарю необязательный приезжий. Их много здесь таких, миног. Задорней дух, слышнее речь их, Пока инверсиями ног штудируют фигуры речек. Но мы на этой кривизне Необязательны вдвойне. ... а так? Горячий термосок (не помню, Нелин или Надин). Щебечет мёрзлый голосок. И чёртов ключ, конечно, найден. Терпеть. Воспитывать стихи. Себя раскладывать по датам. Судьбу смягчать полусухим, И размножаться самиздатом, Как будто белое пятно с разводами декабрьской люти С утра становится окном и нас показывает людям. Пройтись за хлебом до угла. Задуматься. Уйти за смежный, Где предрассветная смола вливается в рассвет кромешный. И опершися на гранит, сверяя истину по голду, Смотреть, как бабушка бранит слегка неловкую погоду. --- Столица. Дело к десяти. Часы осваивают среду. А впрочем, проще всё. Прости. Пишу. Живу. Но не приеду. ----- *чашка чая здесь сленговое: кто-то приятный, знакомство под чашечку чая Второй вступительный панегирик … Делёжку наблюдаю со спины. Осмотры судеб произведены, Состряпан акт, заверен понятыми. Пишу ответ в последнюю графу, Бинтуя междометием строфу, И наскоро присыпав запятыми. За кружкою пивка разыгран блиц: Бастардам двух держав и трёх столиц Сусанин на снегу рисует карту. Что впереди? Замёрзшая вода, И лет на десять – ссылка в поезда С дежурным прикреплением к плацкарту. С одной границы – «файный голубок» Двухцветной вилкой ловко тычет в бок, С другой – орёл вопит: «Чего, бл*, надо?». Дрейфуя в оперившемся раю, Тебя за каждым словом узнаю, Моя любовь, отчизна и отрада. Покуда живы – жаловаться грех. Таращатся душонки из прорех, Дивясь на сивку, руки пряча в бурку. … Пока в окне болтался чебурек, Календари зачали новый век. И поезд, как железный человек, Бредёт из Ленинграда к Петербургу. Часть 2. Балтийская хореография Все повторится. Аве… Авель… Amen Лада Пузыревская 1. Отворяют простор мосты, Похваляясь своим уловом. Ты однажды шагнёшь на «ты» С древним городом двухголовым, Где не надо ни вод, ни вед, Чтобы видела вся округа, Как выходим в соседний свет, Не успев опознать друг друга. Остывают слова-следы. Здесь вода не живей воды. Судьбы кружатся комарьём, Только некуда нас увлечь им. Мы словами кого-то бьём, И собою кого-то лечим. Столько было на шкуре швов, – От кого – и не вспомнишь толком... Человек человеку – волхв, Если к ночи не станет волком. 2. intermedio заполночь. мрачный дворцовый голод сполна ощутим снаружи, даже почтенная лестница хищно тычется в палисад. люди закончились. небо упало в лужи несколько дней назад. так оно и лежит – возле хлама, на сбитом днище, всматривается в крыши... сжав светляка в горсти, бродит боярышник вдоль парапетов – ищет, где ему прирасти. темень шатается, мостик дрожит, иудит. чёрную жижу сплёвывает водомёт. птица, разбухшая от намоканий, будет спать на плече куста. иногда мелькнёт возле балконных осыпей такой же боярышник (сущность, повадки, тени одной длины). позвать бы, поговорить, но мысли похожих особей равноудалены. светает. к захвату дороги готовится строй булыжников. но пока не треснула асфальтовая скорлупа, в свете фар ветка боярышника вдруг выгнется как Барышников – помедлит – и распрямится в диком шипастом па. 3. Не выжить здесь – живи в календаре. Расчерчен свет на точки и тире – Теперь полгода поклоняюсь им я. Четвертый день метет наискосок, Сдувая в обветшалый адресок Последние отметины предзимья. Слова вмерзают в прочий неформат, Пока Создатель учит сопромат, Сгибая спины и корежа трубы. Покуда снег – пора читать с лица. Прогнется всё под милостью Творца. От вечности никто не убежал. Впивается десяток снежных жал. Зевают сфинксы. Ёжится химера. Ждёт памятник, с чертами старовера, Что мне судьбу однажды задолжал. – А ну, верни-ка: Ночь. Зима. Вокзал. Попутчики – упрямые, хоть режь их. К утру вагон качается всё реже. Таксисты голосят на все лады. Пускай мои нестройные следы Смешаются с наследием приезжих... 4. (уже начитано) За спиной накрывает бураном Валдай. Всё ещё впереди. Да поди угадай, Где взовьётся метель, где обрушится снежное гневье. Но раздетая сворой ветров донага, Под рукою мороза стихает пурга, Постигая Приневье. Так однажды тела не стремятся к теплу. Даже если к утру – в мировую иглу – Наших нитей оборвыши вдень я. Так вода покидает пустой акведук: Возле самого края качается звук – Начиная паденье. Мы дочитаны снегом, дожиты вполне. Ненадолго очнулись в заснеженном сне. Подожди, не спеши уходить. Кто нас выгонит, – сон-то. Вдоль залива к волне примерзает волна. Закрываю глаза. И звучит из окна Пустота горизонта 5. coda. Последний кадр. Мой друг, я буду в Питере с утра. Пытаюсь спать под хохот, храп и бредни, Уныло отгоняя комара... Дежурный проводник включает бра, Приносит чай, выслушивает сплетни. За поездом бегут скелеты крон. Метель всю ночь с подножки не слезала. Схожу с ума. (На пристань? На перрон?) В нелепых декорациях ворон Дверями машет здание вокзала. Лирический герой едва живой. Ты, впрочем, скажешь – просто накатило. Куда идти? Стою на мостовой, Как питерский патруль береговой, Глядящий на замёрзшее светило, В котором отражается Нева, Балконы, крыши, бранные слова И что-то, недослышанное мною. Бистро – направо. Пеною пивною От грустных мыслей лечится молва. -- Мой друг, здесь души заперты в тиски (Ведущих в небо) лестничных пролётов. Вконец осатаневший от тоски, Господь ночами слушает стихи И забирает лучших рифмоплётов. У Невской Лавры строен силуэт. Просторный тротуар разносторонен. В Аиде каждый сам себе аэд. «Поэт в России – больше, чем поэт», Когда рождён, убит и похоронен. Пора поднять грядущее со дна. Спешу покинуть мрачные ограды. За каждым аймаком лежит страна, Но лучшего в упряжке скакуна На полпути уводят конокрады И гонят в Лавру. Вечен ледостав. Забвенье спит, столетья распластав. И гении смычка, пера и дроби Глазами перекошенных надгробий Глядят в унылый мира кенотаф. -- Мой друг, надежда свидеться слаба, Твой адрес переездом искалечен. Цыпленок чуда выпал из герба. Смотрю, как сотни маленьких не-встречин Сплетаются в большое «Не судьба». Уходит день по следу детских лыж, И я за ним. Курю. Давлю усмешку. Стрелой играет каменный малыш. Что мне осталось? Снег. Раздолье крыш, Где ангелы с ветрами вперемешку, И сорок лет длиною в черновик, Где нет родных, но много всяких прочих. Над Питером сияет крестовик, Но призрак, оседлавши броневик, Усердно исповедует рабочих. Судьба страны стремится к январю. Мерещится седому звонарю – Прощальный круг закладывает стая. Колоннами в гранитный пол врастая, С земли ей смотрит вслед одна шестая. И я с тобой негромко говорю. ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ?1999-2016 --------------------------