для тех, кто слушает стихи

Евгений
Шешолин:

(09.12.1955 - 28.04.1990)




"Вечер тлеет, как сад ..."         

  mp3  

1827 K

"Маленьким, хрупким, рассыпчатым тело..."         

  mp3  

1623 K

Устье Великой "От мороза ломалась бумага..."         

  mp3  

663 K

"Высокое крыльцо мне не забыть вовек..."         

  mp3  

842 K

"Не помню, где вдвоём с собой мы были..."         

  mp3  

1334 K

"Дальше - хуже и дольше..."         

  mp3  

2110 K

"Прогулок полуночных мастер..."         

  mp3  

1240 K

Сонет Пскову "Ты возникнешь – привычный, домашний..."         

  mp3  

1192 K










* * *

Вечер тлеет, как сад на обломках веков,
и лишь  горстка небесной росы светляков.

От чумных я столиц далеко-далеко,
и не  видеть мне времени слишком легко.

Но за тысячи лет протрещит козодой,
и наполнится озеро сизой водой.

И над сонною местностью северный ветр
раскачает деревьями траурный метр.

Там деревни пойдут, городки, города,
барабаны колес  и  вокзалов орда.

Будто рощи-костры, будто хаты в годах,
и вороны кургузые на проводах.

Будет сердце меж двух неотступных пучин,
и осенние клены уютней лучин.

Будет птица бескрылая быстро лететь,
будет красная нитка в ладони гореть.

И очнутся слова средь беспамятных трав,
до травинки колючие ветры вобрав.
..^..   



*  *  *

Маленьким, хрупким, рассыпчатым тело
стало казаться моей голове;
может быть, солнце декабрьское село,
может быть, гном заблудился в Москве.

Может быть, бродит в снегу по колени
по бездорожью слепой лилипут,
может быть, слишком крутые ступени
в это холодное небо ведут.

Снег Бробдингнега, о, снег Бробдингнега!
что-то я вынес и что-то сберег:
горстку горячего, синего снега
связку промерзших коляных дорог.

Тает головкою спичечной вера,
и закатилось колечко в траве…
Сон Гуливера, сон Гуливера:
Звезды растаяли на голове!
..^..


















Устье Великой

От мороза ломалась бумага.
На иконах знобило Христа.
Гулко в небе от каждого шага.
Белый ангел слетает с листа.

Белый храм у широкого устья.
Неподвижна дорога реки.
И в снегу без веселья и грусти
голубые горят огоньки.
..^..







*  *  *

Высокое крыльцо мне не забыть вовек...
Я счастлив, мне семь лет, я сам себя катаю,
но что-то смутно помню, что-то знаю...
Сейчас лежит такой же мокрый снег.

Я помню стук шагов с высокого крыльца;
следов не будет, ухо не обманет,
и время за собой меня поманит,
и медленно уйдет походкою отца.
..^..








*  *  *

Не помню, где вдвоем с собой мы были;
текла через окошко синева,
и двор в траве, и на траве – дрова,
и старые часы неслышно били.

Текла через окошко синева,
меня не торопили, не будили,
и старые часы неслышно били,
и снились чьи-то тихие слова.

Меня не торопили, не будили,
легко шуршала мягкая листва,
и снились чьи-то тихие слова,
и, кажется, о счастье говорили.

Легко шуршала мягкая листва,
и ветви до подушки доходили,
и, кажется, о счастье говорили,
и книги недочитана глава...
..^..












*  *  *

… Дальше - хуже и дольше: прибавился на день
путь возврата домой через высохший лес…
Покажу я следы ученических ссадин,
И двойник улыбнется с далеких небес…

Оторваться совсем, - беспризорно, позорно
задыхаться, ползти, как котенок искать…
Мох бессильно вцепился зачаточным корнем
в равнодушную, сонную, теплую мать…

На трухлявых останках могучего леса,
на последних  гноящихся ранках
величавых пней - вырастает наследник, -
многоствольный кустарник, стеблистая стая
гибких душ, обреченных, безвольных
и болезненно-нежно-зеленых.

Что имели ввиду вы, уйдя без меня?
Для кого без дорог я несу свою лепту?
По тропинке в себе мне теперь догонять,
Иль разгадывать след по китайским рецептам?

Продолжается время, журчит: Не беда! -
Мы успеем напиться дорожною пылью…
Растворяется над горизонтом звезда,
и рассвет поднимает затекшие крылья.
..^..





*  *  *

Прогулок полуночных мастер,
брожу, как в забытых томах, -
и желто-зеленый фломастер
меня зарисует впотьмах.

Не знаю, но чувствую вектор;
не к счастью и не на беду
я в частный, запутанный сектор
неведомо как забреду.

Привычек чужих не упрячешь,
глаза как во сне  отвернешь,
всем воздухом чуть не заплачешь,
неверное солнце вернешь.

Когда-нибудь хватит названья,
и: речка по жилам бежит,
и ясен закат расставанья,
и внутренний голос дрожит.

Мой шаг осторожный не гулок,
и память роится в груди,
и только один переулок
все дальше, куда ни иди.
..^..















Сонет Пскову

Ты возникнешь – привычный, домашний, 
Так, что сердце опять оживит 
Задохнувшийся воздухом вид 
Со Гремячей узорною башней. 
Этот северный берег бесстрашный 
Сентябрем и дождем даровит, 
Черепицей кленовой увит – 
Мой прощальный, жестокий, вчерашний… 
Те деревья до неба взошли 
Вот из этой холодной земли 
И быстрее – под ветром и ночью 
Этот город невиданных туч, 
Как знамена, что порваны в клочья 
И как дух – неприступен, летуч.
                          1986 г .
..^..




всё в исп.  В. Луцкера

*** Как осень в ноябре больнее Кусты сухие обрывает, И ветки ломкие умнеют, И ничего не понимают, Где ждут какой-то страшной бури, И пыль блестит (не бойся Бога!) — Бросаешь ты, глаза зажмурив, Меня на звонкую дорогу. И край ползёт по расписанью Сквозь ветки наготой озёрной, Прилипчивые названья, И имя — надписью казённой, И родина стоит босая, И всё не те мелькают лица… Но это я тебя бросаю Нагой на белую страницу. И девочка вдыхает осень, Но уж мороз берёт за руки И безболезненно заносит Сырой апофеоз разлуки. Снег будет звёздчатый и крепкий, Ты разрумянишься с прогулки, Заснёшь, и поплывут на щепке В потоке бурном две фигурки — За расстоянием за дальним, За снегом, просто без причины Уже смешны и нереальны, Уже почти неразличимы. До свиданья. Женя Шелошик 15 ноября 1980 Кто по дрова, а я — в сосновый лес; найдется заповедная опушка, — и жизнь моя, как спящая царевна, очнется, вспомнит все вперед, и зарыдает русская кукушка, и хлынет на меня такая даль, как будто стоит сделать шаг, и ты окликнешь... Ночь в Самарканде В мятную ночь Самарканда засну под урюком, веря, что верит в Хафиза старик из мечети, — он посмотрел недоверчиво... Я ли пытался сонную бабочку ветхой глазури тревожить?.. Пусть мне приснится уснувшим заброшенным садом, сладким редифом урючных закрученных строчек, что и не снилось слащавым базарным торговцам!.. Я засыпаю с пыльцой бирюзовой на пальцах. Мы ничего не понимаем, но мы предчувствуем во сне... Проснуться бы зеленым маем зеленой шишкой на сосне в глухом лесу. Иль безымянным притоком северной реки, — бежать навстречу по медвяным полянам: травы, ручейки. Проснуться соловьем на стройке заброшенной, — в своих кустах, со вкусом солнечной настойки, со сладким зудом на устах. Вон там береза, — что за слово?! — стоит, как будто человек, не помня века золотого, под дождичком слепым, в четверг. И нежный августовский вечер с далеким звоном в голове, и растворяется кузнечик в захолонувшейся траве. И осень налетит Мамаем, и все расскажет о весне... Мы ничего не понимаем, но мы предчувствуем во сне.