для тех, кто слушает стихи Наталия Крандиевская- Толстая: (02.02.1888 - 17.09.1963)

А. Н. Толстому 

Для каждого есть в мире звук,
Единственный, неповторенный.
Его в пути услышишь вдруг
И, дрогнув, ждешь завороженный.

Одним звучат колокола
Воспоминанием сладчайшим,
Другим — звенящая игла
Цикад над деревенской чащей.

Поющий рог, шумящий лист,
Органа гул, простой и строгий,
Разбойничий, недобрый свист
Над темной полевой дорогой.

Шагов бессоный стук в ничи,
Морей тяжелое дыханье,
И все струи и все ключи
Пронзают бедное сознанье.

А мне одна поет краса!
То рокоча, то замирая,
Кристальной фуги голоса
Звенят воспоминаньем рая.

О строгий, солнечный уют!
Я слышу: в звуках этих голых
Четыре ангела поют —
Два огорченных, два веселых.
 Весна 1916 
..^..   










ПАМЯТИ СКРЯБИНА 

Начало жизни было — звук. 
Спираль во мгле гудела, пела, 
Торжественный сужая круг, 
Пока ядро не затвердело. 
И всё оцепенело вдруг, 
Но в жилах недр, в глубинах тела 
Звук воплотился в сердца стук, 
И в пульс, и в ритм Вселенной целой.
И стала сердцевиной твердь, 
Цветущей, грубой плотью звука. 
И стала музыка порукой 
Того, что мы вернёмся в смерть. 
Что нас умчат спирали звенья 
Обратно в звук, в развоплощенье.
..^.. 










* * * 

Мороз затуманил широкие окна,
В узор перевиты цвета и волокна.
Дохни в уголок горячо, осторожно,
В отталом стекле увидать тогда можно,
Какой нынче праздник земле уготован,
Как светел наш сад, в серебро весь закован,
Как там, в небесах, и багряно, и ало,
Морозное солнце над крышами встало.
..^.. 







* * * 

Такое яблоко в саду
Смущало бедную праматерь.
А я, — как мимо я пройду?
Прости обеих нас, создатель!

Желтей турецких янтарей
Его сторонка теневая,
Зато другая — огневая,
Как розан вятских кустарей.

Сорву. Ужель сильней запрет
Веселой радости звериной?
А если выглянет сосед —
Я поделюсь с ним половиной.
 Сентябрь 1921    Камб 
..^.. 








* * * 

Торжественна и тяжела 
Плита, придавившая плоско 
Могилу твою, а была 
Обещана сердцу берёзка. 
К ней, к вечно зелёной вдали 
Шли в ногу мы долго и дружно, — 
Ты помнишь? И вот — не дошли. 
Но плакать об этом не нужно.
Ведь жизнь мудрена, и труды 
Предвижу немалые внукам: 
Распутать и наши следы 
В хождениях вечных по мукам. 
..^.. 






* * * 

Утратила я в смене дней 
Мою простую радость жизни, 
И прихоти души моей, 
Всё безотрадней, всё капризней. 

Как помнить ваш певучий зов, 
О лёгкой жизни впечатленья, 
Бесцельной радости кипенье, 
Очарованье пустяков! 

Я их забыла. Труден путь. 
Мой груз мне душу тяжко давит, 
И мысль, мешая отдохнуть, 
Моею жизнью ныне правит. 

И тяжким шагом, не спеша, 
Как труженик в толпе блаженной, 
Проходит с ношею священной 
Загромождённая душа. 
..^.. 








* * * 

Когда архангела труба
Из гроба нас подымет пением,
Одна нас поведет судьба
По рассветающим селениям.

И там, на берегах реки,
Где рай цветет нам  уготованный,
Не выпущу твоей руки,
Когда-то на земле целованной.

Мы сядем рядом, в стороне
От серафимов, от прославленных.
И будем помнить о земле,
О всех следах, на ней оставленных.
 1914 
..^.. 












* * * 

Фаусту прикидывался пуделем,
Женщиной к пустыннику входил,
Простирал над сумасшедшим Врубелем
Острый угол демоновых крыл.

Мне ж грозишь иными приворотами,
Душу испытуешь красотой,
Сторожишь в углах перед киотами
В завитке иконы золотой.

Закипаешь всеми злыми ядами
В музыке, в преданиях, в стихах.
Уязвляешь голосами, взглядами,
Лунным шаром бродишь в облаках.

А когда наскучит сердцу пениться,
Косу расплету ночной порой, —
Ты глядишь из зеркала смиренницей
Мною, нечестивою, самой.
 1919
..^.. 











* * * 

Стихи предназначены всем.
И в этом соблазны и мука.
У сердца поэта зачем
Свидетели тайного стука?

На исповедь ходим одни.
В церквах покрывают нам платом
Лицо в покаянные дни,
Чтоб брат не прельстился бы братом.

А эта бесстыдная голь
Души, ежедневно распятой!
О, как увлекательна боль,
Когда она рифмами сжата!

И каждый примерить спешит, —
С ним схожа ли боль иль не схожа,
Пока сиротливо дрожит
Души обнаженная кожа.
 1917
..^.. 








* * * 

Плодотворить грядущего лазури 
В полете дней от века суждено 
Нам, спутникам грозы, питомцам бури, 
Нам мирных дней судьбою не дано. 
Не нам забавы муз, напевы гурий, 
Дионисийских праздников вино, 
И не для нас трепещет на амуре 
Крыло, огнем любви опалено.
Мы вдохновений трудных и суровых 
Возжаждали. 
Нам утоленья нет 
В бесцельной смене радостей и бед. 
Не виноградных, нет, и не лавровых, — 
Терновых удостоены венков 
Рожденные на стыке двух веков. 
..^.. 










* * * 

И дик, и наг, и наготою страшен, 
Под новым знаменем шагает век. 
Идёт с ним в ногу новый человек, 
Идут за ним сыны и внуки наши. 
В тылу не счесть ни пленных, ни калек, 
Ни тех, кто в страхе наспех перекрашен 
В защитный цвет и для кого навек 
Чадящий факел прошлого угашен.
И всех, и всё с дорог своих сметёт 
Напор судьбы, подобный урагану. 
А гений времени летит вперёд, 
Провозглашая новую осанну. 
Его полёт бесстрашен и высок. 
Он расправляет крылья на восток. 
..^.. 









СОН 

Взревел гудок, как символ дальних странствий, 
Взмахнул платок, как символ всех разлук. 
И сон в закономерном постоянстве 
Видений разворачивает круг. 
На палубе большого парохода 
Себя я вижу. Предо мною — мир, 
И за кормой — не океана воды, 
А в синеве струящийся эфир.
Рука бесплотная, предохраняя, 
На плечи мне легла. Да, это он, 
Астральный друг, которого ждала я, 
Тоскуя с незапамятных времён! 
Как символ человеческих объятий, 
Его прикосновенье за спиной. 
И в радугу вплывает он со мной, 
Как в гавань света, в лоно благодати. 
..^.. 













* * * 

Сыплет звезды август холодеющий,
Небеса студены, ночи — сини.
Лунный пламень, млеющий, негреющий,
Проплывает облаком в пустыне.

О, моя любовь незавершенная,
В сердце холодеющая нежность!
Для кого душа моя зажженая
Падает звездою в бесконечность?
..^.. 










* * * 

С севера - болота и леса,
С юга - степи, с запада - Карпаты,
Тусклая над морем полоса -
Балтики зловещие закаты.

А с востока - дали, дали, дали,
Зори, ветер, песни, облака,
Золото и сосны на Урале,
И руды железная река.

Ходят в реках рыбы-исполины,
Рыщут в пущах злые кабаны,
Стонет в поле голос лебединый,
Дикий голос воли и весны.

Зреет в небе, зреет, словно колос,
Узкая, медовая луна...
Помнит, сердце, помнит! Укололось
Памятью на вечны времена.

Видно, не забыть уж мне до гроба
Этого хмельного пития,
Что испили мы с тобою оба,
Родина моя!
..^.. 














Возвращение 

Ждет у моря израненный город, 
Мне к его изголовью пора. 
Распахнула у шубы мне ворот, 
Тайно крестит меня сестра. 

И, подхвачена бурей железной, 
Отрываюсь легко от земли, 
И лечу над привычною бездной 
В полыханье заката вдали. 

Так и надо для летной погоды, 
Ветер сух, но все крепче, острей, 
Встречный, с запада, веющий йодом, 
Ветер Балтики, ветер морей. 

И уже узнаю сквозь туманы, 
В серебристых разливах воды, 
Город, славой венчающий раны, 
Город преодоленной беды. 

Протянувший каналы, как струны, 
Вдоль решеток дворцов и садов, 
Самый мужественный, самый юный, 
Самый верный среди городов! 
 Весна 1944 
..^.. 

















* * * 
	                      Яблоко, надкушенное Евой,
                              Брошенное на лужайке рая,
                              У корней покинутого древа
                              Долго пролежало, загнивая.

                              Звери, убоявшись Божья гнева,
                              Страшный плод не трогали, не ели,
                              Не клевали птицы и не пели
                              Возле кущ, где соблазнилась Ева.

                              И Творец обиженный покинул
                              Сад цветущий молодого рая
                              И пески горячие раскинул
                              Вкруг него от края и до края.

                              Опустился зной старозаветный
                              И спалил цветы, деревья, кущи,
                              Но оставил плод едва заметный,
                              Яблоко, что проклял Всемогущий.

                               И пески тогда его накрыли...
..^.. 

всё в исп.  В. Луцкера