для тех, кто слушает стихи Геннадий Каневский:

Херувимская

Лист лимонный падает, и золотые нити
В воздухе прозрачном пишут строгое реченье:
"Иже херувимы восхотяше песнь творити -
Всякое житейское отложим попеченье…"

Всякое!.. - Вы слышали? - Просящему - ко благу,
К радости - дающему, молящему - к покою,
Ветерок подхватывает жженую бумагу
И разносит пo миру реченье золотое.

То, что здесь сгорало, то в иной дали - небесной -
Из огня восстанет, словно сказочная птица;
Слово опалённое, летящее над бездной,
К чистому источнику однажды возвратится.

Выйдем потрясенно из убежищ и укрытий,
Имя повторяя, не помянутое всуе…
Иже херувимы восхотяше песнь творити -
Не перебивая, тихо сядем одесную,

Сядем также ошую, но не вблизи - поодаль,
У ключа Саронского ли, на горе Синая,
Место оставляя перешедшему по водам,
И - на берег ставшему, и - севшему меж нами.

Слышите? - поют они, как мы не сможем - где там…
Голоса их хриплые переполняют небо.
Крылья их помятые нам будут вместо света.
Песни их таинственные будут вместо хлеба.

Кто глаза закроет нам? - Никто их не закроет.
Кто заткнет нам уши? - Уж не ты ли, воин Рима?

Легкий шелест вечности и холодок покоя -
Пойте песню Господеви: "Иже херувимы..."
..^..



* * *

как если бы жизнь начиналась - окном.
дождем синеватым. рассказанным сном.
бельем на веревке дворовой.
тарзанкой твоей двухметровой.
резинкой. картинкой. вином. домином.
кином про расклад беспонтовый.

как если бы ты в моей жизни - была.
жила до сих пор. паутинки плела
крючком - из оборванных ниток.
любви отдавала избыток.
цвела. облепиху водой развела.
(ругаемый мною напиток).

как если бы вдруг, заскучав, собралась.
у двери, помедлив, рукою взялась
за нитку - за малую малость - 
и все на глазах развязалось.
и только - окно. как распахнутый глаз,
с которого жизнь начиналась.
..^..   





* * *
там, где нету ни дна, ни строки,
на краю областей отдаленных - 
начинается ветер с реки,
убивающий все пустяки,
отнимающий лепет у легких.
спелым светом летят фонари.
гаснут звуки, пройдя мимо кассы.
вот погаснут, тогда - говори,
свистословь, заполняй пустыри - 
темный дух, повелитель пластмассы.

жизнь напрасна, но тем и честна.
шепот страшен - затем и беззвучен.
свист, и шелест, и будто - "грена..."
по губам разбирает весна.
мы язык этот тихий изучим.
мы-то знаем: потом - балагурь,
суетись, угрожай бестолково,
разводи свою чуйскую дурь,
лебези, у постели дежурь - 
не дождешься последнего слова. 
..^.. 



* * *
Левша, тебя надули: пред тем, как в землю лечь,
в котомке ты по Туле таскал родную речь - 
подковки ей приладишь и подобъешь гвоздей,
измажешь в шоколаде - не пляшет, хоть убей.

Не лепо ли ны бяше? - не лепо, говорят,
коль речь твоя не пляшет, слова одни болят.
Да на слова больные, надерганы из книг - 
мы сами удалые, рванувши воротник.

На звоны колоколен, сухой костяшек щелк,
возьми ты немца, что ли, датчанина еще,
еврейской крови Фета, для бойкости пера,
да польского навета на Русь, et cetera.

Но не забудь при этом в горячей слить печи,
и пьяному рассвету земному научи.
Вон плюх ей насовали - на совесть и на страх.
Играет плясовая - аж слезы на глазах.
..^.. 



Стихи из Феодосии :

1
черноморы-мои-азовы, голубой налёт винограда.
мне - билет до четвёртой зоны, дальше - пёхом до эльдорадо.
дальше трещины и мозоли - что расхвастался? - всем даются,
черноморы-мои-азовы, шелуха цветных революций.

золотая пыль на ладони. две крупицы на три прихлопа.
поклонюсь вину молодому - и вiтаю тебе, европа,
ибо греческому обломку не к лицу ни плач, ни чернила.
князь потёмкин - тебе котомка от потомков: верёвка, мыло.

я устал, выполняя норму - наступленья да отступленья.
пересадочная платформа - пересадка органов зренья.
погляжу глазами катрана - я ведь тоже хазар по крови.
из херсона шепчет кабанов на кипчакско-татарской мове.

я из умани, но водою окрестили меня насильно.
я в солёную тьму зарою голос с привкусом керосина,
и пойду ходить плавниками, вторя возгласам "тю, скаженний",
с полупьяными рыбаками соревнуясь в стихосложеньи.
..^.. 












То море не давало спать, 
то лунный луч бродил по саду, 
то тень ложилась на кровать,
напоминая мне Кассандру,
то звонко капала под дых,
вилась, судачила, шумела
вся свора бабочек ночных,
живая клинопись Шумера.
И, засыпая, я проник
меж трав сухих, вдоль ночи длинной,
и мой хитиновый двойник
взлетел над бухтой Карантинной,
где, опустив сравнений ряд, 
расталкивая мух гумозных,
детальным зреньем небогат,
я видел только воздух, воздух.
Так, наступающей зиме
не придававшие значенья,
мы оставались на земле - 
членистоногие кочевья,
личинки новых холодов,
кропатели стихов и прозы
и пролагатели ходов
в пластах старинной целлюлозы.
А там - лови, сажай в эфир,
перечисляй латынью праздной,
ботаник, мальчик, новый мир,
светловолосый сын неясный - 
ты тоже ночью не заснёшь,
взлетев над тем же волноломом,
пройдя, как чёрный узкий нож,
горячим воздухом знакомым.
..^.. 



О.Ж.

ты мне краски смешаешь. я кистью неловкой махну,
и начну по листу запятыми-следами беситься.
и они меж дерев замелькают, подобно огню:
видишь, вешают флаги? - туда и загонят лисицу.

заигралась во ржи. загуляла на летних хлебах.
принимала от низших - цыплят, поцелуи - от равных.
серединная осень, и ржавою кровью пропах
то ли в арле - ван гог, то ль в крыму - молодой виноградник.

и гудит на ветру заколоченный накрест простор,
подставляя шершавую щёку то лесу, то полю.
и убогий поэт на салфетке рифмует "по сто",
а потом и - "по двести", а там и выходит на волю - 

никого на дворе и на улице. тянет от стен
то ли хлебом ржаным, то ли деревом, за день нагретым.
да и сам он похож со спины на знакомую тень, 
приходившую ночью. но ладно. не будем об этом.
..^.. 












Нисхождение Благодатного Огня в Великую Субботу в Иерусалиме
(перечитывая Рильке)

Ночь прошла - иль это показалось,
промелькнуло что-то мимо нас?
Новое ли время завязалось,
на стене ли слово написалось,
трапеза ль хозяйке удалась?

Выпрями согбенные вопросы,
узелковым письмам научи,
через купол медно-купоросный
голубиной почте востроносой
передай алтарные ключи.

Что за дух от этих постояльцев - 
чуда ждут, ругаясь в три горла,
воду проливают мимо пальцев,
душу наряжают в жёсткий панцирь,
плоть им непривычна и мала.

Мы-то знаем: выдумали греки
крик, огонь, слепую толкотню - 
всё равно нырнём, смежая веки,
в эту дрожь и точность, как в аптеке...

Господи, чем слух твой бременю?
..^..





ТРАКАЙ
                        Лене Элтанг

по первому снегу меня понесут
когда ни врачи ни шуты не спасут
из замковых западных зимних ворот
вкруг озера гальве три раза в обход

меня нарекут совершив ритуал
последним что я на земле увидал
я витовтас - солнце в остывшей золе
на княжьем престоле на отчем столе

какой у них долгий унылый обряд
то кровь отворят то опять затворят
"трёх жён погубил" пересуды внизу
а я уже в поле небесном лежу

в лазоревом яростном поле щита
где лев золотой отверзает уста
и замок под ним в обрамлении лент
стоит неподвластен течению лет - 

горячее сердце под шкурой седой
вода подо льдом и земля под водой
и где-то на дне прорастает литва
как почки во сне разрывает листва

а если не так то в овечий закут
по первому снегу меня сволокут
дружины чужие назвав подлецом
волкам на поживу - и дело с концом
 по первому снегу меня понесут
когда ни врачи ни шуты не спасут
из замковых западных зимних ворот
вкруг озера гальве три раза в обход

меня нарекут совершив ритуал
последним что я на земле увидал
я витовтас - солнце в остывшей золе
на княжьем престоле на отчем столе

какой у них долгий унылый обряд
то кровь отворят то опять затворят
"трёх жён погубил" пересуды внизу
а я уже в поле небесном лежу

в лазоревом яростном поле щита
где лев золотой отверзает уста
и замок под ним в обрамлении лент
стоит неподвластен течению лет - 

горячее сердце под шкурой седой
вода подо льдом и земля под водой
и где-то на дне прорастает литва
как почки во сне разрывает листва

а если не так то в овечий закут
по первому снегу меня сволокут
дружины чужие назвав подлецом
волкам на поживу - и дело с концом
..^..



* * *
иностранные "сплин" и "апатия" - 
суть хандра, ещё пушкин заметил.
бологого старинная патина
или тверь моего восприятия - 
дополнительный поезд до смерти.

фаренгейт покоряется цельсию,
но на севере все же - сильнее:
на ступени шагнёшь царскосельские
и увидишь поля елисейские,
всех полей безнадёжней, синее.

и кладущему руку за пазуху,
воздух смерти нащупав губами,
ты нужна. торопись, не опаздывай,
капель датских побольше заказывай - 
ты нужна. ты одна. не другая.

а не то, со своею одышкою,
престарелому горе-плейбою - 
лишь с античною книгой под мышкою,
словно с детским потрёпанным мишкою,
умирать. 
а хотелось - с тобою.
..^..



* * *

за далью даль сезон спитого чая
за пылью пыль а впрочем знаешь сам
снег отрывает землю от причала
дождь пришивает землю к небесам

и присно говорят тебе и ныне
здесь будут никуда не убегут
прядильные и ситценабивные
и танковый на левом берегу

сентябрь уж наступил ещё до света
вставать зевать и собирать портфель
на русском как провёл понятно лето
на аглицком как звать и сам откель

да что за горе мне сегодня с вами
ну что вскочил петров уймись и сядь
своими говорят тебе словами
перескажи и не гляди в тетрадь
..^..







Rozmawiac' po polsku

Леди лунного света голубого экрана - 
То есть файна кобьета для москальского пана,
На флэту у Илоны то есть джазовый шепот,
А не ваш запыленный, умирающий Сопот.
Так! Осадок неместный в наших душах-ретортах:
Запрещенные песни на балтийских курортах,
И не водка, а - вудка (нет прекрасней напитка) - 
Твоя первая шутка, Польша-антисемитка.
Жжет латиницей ветер католической хмари,
Ходят гданьские верфи меж парижских кавярен,
На окраине смысла (брось учебник под парту)
Переехали Вислу - переедем и Варту.
Киньте жребий о том, как, европеец убогий,
Я оставлю потомкам на последнем пороге - 
Не спешите, панове, выкликайте подольше - 
Кому - джаз на виниле, кому - Немен с Родович,
Кому - всхлип Окуджавы, кому - крест на погосте:
То ли - жичеваршавы, то ли - жолнежвольносци...
..^..





Владимиру Луцкеру

- Когда лениться надоест, 
И надоест терпеть - 
Закрой глаза, промолви "свет..." - 
И распахнется клеть, 
И нет ни дома, ни угла, 
Ни крошек со стола - 
Есть войско правого крыла 
И левого крыла, 

Есть рукоять во тьме руки, 
Есть щебень под ногой... 
- Ущекотать сии полкы 
Пускай придет другой, 
Придет какой-нибудь Боян - 
Богат певцами юг... 
- Пусть не запомнят, где стоял, 
Но как упал - споют. 

- Речь ожидает немота - 
И вся тут недолга. 
Нужна Ивану - Калита, 
Как пятая нога... 
- Труби - падет Иерихон, 
Из звуков выйдет толк: 
Гляди - таится за леском, 
Как волк, засадный полк... 
........................ 
От них остались - небеса, 
Нательные кресты, 
Их будут щетками листать, 
Лопатками скрести, 
И выхватят годину сеч 
Неверным светом фар... 
(Четвертый класс. "Родная речь". 
Издательство "Дрофа" ).
..^..







* * *

стоящий за окном театр провинциальный.
манишки выходной воротничок крахмальный.
то серых луж партер, то неба бельэтаж -
утеха старичков и юных секретарш.
закат не стоит дня. антракт не стоит мессы.
висящее ружье стрельнёт в начале пьесы.
меж действующих лиц - шести или семи -
затерян невзначай вдовец с двумя детьми.
в беседе он кряхтит, глядит себе под ноги,
и вспоминает, как, с цветами на пороге;
и, взятый автором навзрыд и наугад,
краснеет, кашляет и убегает в сад,
где встретятся на бис, вдали от наших взоров,
все мастера реприз и боги эпизодов,
где музыка навек, и Чехов молодой
знай сыплет тихий смех из ложечки в ладонь.

(февраль 2005 г.) 
..^..









* * *
                памяти Серхио Бойченко
походкою хмельною,
неверной - вдоль забора,
и голос за спиною, 
развязный и уверенный:
"а вот и наш негоро!"
нет-нет, я не негоро.
я себастьян перейра, 
торговец чёрным деревом.

пока вы наслаждались
изысканной строкою, 
пока вы упивались
сенекой, прустом, кафкою -
я грязною рукою,
я потною рукою,
я дерзкою рукою
хватал за вымя африку.

я подносил вождям их
отвар болиголова,
и ром вливал, как в топку,
в подставленные головы,
и вёз в вонючем трюме
невиданное слово, 
горячую похлёбку,
кипящее глаголево.

а вы, брезгливо морщась,
читали бичер-стоу,
с оливковою веткой
и канарейкой певчею.
вы обличали рабства
ненужную жестокость,
и, наградив посмертно,
отправили на пенсию.

я сочиняю танка.
я сочиняю хокку.
я сочиняю вирши
из люрекса и латекса,
но ночью, стоит рухнуть
в расстеленную койку -
идёт великий мганнга,
и никуда не спрятаться
..^..















* * *

верлибр -
это такой язык,
которым нужно
говорить о холоде.

но не о том,
от которого трясутся поджилки
и зуб не попадает на зуб.

о блаженной прохладе
после трёх дней пути
каравана.
о тенистой пещере
в полдень.
в конце концов
о плавании
по фьорду
или вечерней прогулке
по городскому бульвару.
о размолвке -
не о скандале 
с битьём посуды.
об одиноком вечере -
не о шумных случайных знакомых.

для всего остального
есть регулярный стих. 

одно без другого
невозможно.
..^..









* * *

от огромных, стозевных и облых - 
перетёрто и вставлено в стих:
не теряй, человеческий облак,
очертаний бесплотных своих,
не стесняйся усилий бесплодных:
всё равно не излечишь голодных,
всё равно не накормишь больных.

кто стеснялся бесплодных усилий,
того звали - я помню - василий,
он был пьян, бородат и блажен.
его нету уже.
..^..








* * *

все стихло. рассеялся дым.
огонь догорел в отдаленье.

убьют - приходи, посидим,
рассмотрим твоё заявленье,
рассвет биполярного дня,
закат всеми швами наружу.

в углу небольшая бадья
вмещает бессмертную душу.

не ты ли мне смерти подлил,
теперь пресмыкаясь во прахе?
не я ли тебе посулил
последний в роду амфибрахий?

так что ж нам, делённым на ноль,
мочившим манту для протеста,
дана эта слабая боль
весёлой бессонницы вместо?
таким ли мы знали восток,
и север, и африку злую?

пойдём. только выпьем по сто
и богу напомним родство:

ты - ошую.
я - одесную.
..^..










* * *

на границе сонной,
на предгорьях мглы,
там где невесомы
тёмные стволы,
тянут к уху руки,
пробуют, дрожа,
утренние звуки
с птичьего ножа.

если б не отверстий
в дудочке сквозной
череда, отверстых
музыке иной:
скрепету пружины
щётканью замка -
то нераздражимы
были б сны пока.
..^..














* * *

округлый и нелепый
с просодией в руках
с ног у порога неба
отряхивая прах
в конце вне всяких рубрик
пресыщенный игрой
пускай я буду бублик
с кунжутом и зирой

а то мы все горазды
представив роттердам
скитаться как эразмы
с грехами пополам
лежи же сын пекарен
нигде и ни при чём
хоть богом и заварен
да чортом испечён

добавь немного масла
и посоли мне бок
и я любому ясно
почти что полубог
но углубясь в мечту блин
не уследишь за мной
и я совсем обуглен
или совсем сырой

от кулинарной темы
весьма недалеки
и царство вечной тени
и злые сквозняки
работа без оплаты
за совесть и за страх
та что несут атланты
на булочных руках

кого не упрекали
на пажитях земли
измученный прекарий
и китайчонок ли
в лимонном сингапуре
в перчёном декабре
или в кантоне ури
в бакунинской норе

так плюнь на непорядок
их много на веку
взболтай на дне осадок
и закругли строку
мечту купи за рублик
и не грусти пока
над спящим миром бублик
уходит в облака
..^..














* * *

забавлялись с ожившими куклами,
а когда обнаружили текст,
что написан псоглавными буквами -
он при третьем прочтеньи исчез.

и почти ничего не запомнили.
только ветер осенний поёт,
и шатаются ночью по комнате
огоньки от заречных болот.

всем хорош человек неразрезанный,
да болеет кровавой водой,
натыкаясь на ржавое лезвие.
особливо, когда молодой.

ты ведь тоже была неуёмною
до поры, когда встретила нас,
обменявшись телами над тёмною
и подземной рекою миасс.
..^..
























* * *

снег - подлежащее, сказуемое - вaлит.
скрипучим лекарем, с повозки, на ходу
меня осалит,
а я водить не стану и уйду,
надувший губы, словно мне четыре,
дрожа ресницами, как будто в школьный класс,
как будто в мире
нет никого верней и правильнее нас.

снег - надлежащее. иное - мимоходом.
дрожи оставленно, задетое плечом.
вам - с новым годом,
мы это как-нибудь иначе наречём.
проводишь пальцем по отверстию в чугунной
задвижке медленной, открывшей путь огню.
проводишь умно,
а встретишь - маленькое, простенькое ню.

снег - бесполезное, но нет дороже.
пойдёшь по просеке, приляжешь рядом с ним.
атеистическое "боже"
звучит, нелепое - но как-то мы звучим.
как мы откликнемся, когда не будет рядом
бобра тотемного и барсука - 
лишь белым садом
земля-подёнщица бредёт издалека.
..^..









* * *

где замыканья свет, чем ярче, тем короче?
где ноют от вестей тугие провода?
из коми, из ухты, из самой из полнОчи
намедни вышел снег, и вот пришёл сюда.

кидайте голоса за дедушку мороза.
ловите на губах простывший санный след,
покуда кореша из рыбного обоза
захватывают банк и университет.

а там, как поведёт москвою ранним утром
в предписанный расход обдолбанный матрос,
ты вспомнишь как она сдавалась финно-уграм,
как древу иггдрасиль клялась в любви взасос.

и море, и гомер - всё далеко на юге.
на белых площадях - ни цифры, ни строки.
не крикни под конец "стреляйте же, тварюги",
а выдержать финал в молчании смоги.
..^..







* * *

я хотел бы видеть в час закатный,
как спрямляет время русла рек,
и уходит миру на попятный
очень неприятный человек.
кто бы понял, что такими движет?
может быть, хоть к будущей зиме -
ляжет снег - и навострит он лыжи,
как вчера под утро снилось мне.

был еще сюжет об автостопе
в этом сне, и мой московский двор.
лёжа на спине своих утопий,
вглядываюсь в это до сих пор.
этот вот простой, нехарактерный
слов набор содержит некий знак.
так обычно пишут сны и тени.
дозморов обычно пишет так.
..^..








* * *

от любящих - нелюбящему: ты
летишь над нами в виде темноты,
но каждый день на две минуты позже.
так воздух-время отпускает вожжи.
так сводятся костлявые мосты.

нелюбящий, ты властен лишь над тем,
что принимает вид слепых систем,
глухих забот, немых постановлений.

на рынке городском, в ряду солений,
есть неприметный каменный тотем.
нелюбящий не ведает о нём.
а любящие мы к нему придём
раз в месяц - об него погреть ладони
и зарядиться жизнью дней на склоне.

и огурцов ещё приобретём.
..^..















* * *

пусть анапест не слишком речист,
только в нём и сокрыта отрада
рассказать как один атеист
сел в автобус до божьего града.
он дремал там под песни police, 
а вокруг, будто накипь на сердце,
пузырились, гуляли, е***сь
в ожиданьи своих индульгенций.

спи вполголоса, честная сталь,
твёрдый посох, слепая повадка.
фанатизм пошатнулся, устал,
ты теперь - караул для порядка.
ты прохладой излечишь болезнь.
впрочем, нету особой надежды:
после старых испытанных бездн
ждут весёлые новые бездны.

в левитации - всхлип и враньё.
в трёх хлебах - подрубанье под корень.
старый бог восхожденье твоё
наблюдает, и вроде - доволен.
ты придёшь, как пророки, на суд.
обличишь их, как иеремия.
ангел скрипнет пером "лейкемия",
и в больнице тебя не спасут.
..^..

всё в исп.  В. Луцкера