для тех, кто слушает стихи Татьяна Бориневич:

                          N.N.

Не по чину шапка Сеньке.
Мономахова. В огне.
Сколько лбом ни бейся в стенку-
Всё равно поставят к ней.

А всего-то и заначил
Пару кубиков весны.
Вот такая значит сдача
На оттяги в полцены.

Бес в ребро копытцем долбит:
Шишел-мышел-вышел вон.
Не прошёл контроль на допинг
Ты в осенний марафон.

Не справляй сорокалетье,
Седину не прячь под кат.
За отрыв на белом свете -
В белых тапочках откат. 
..^..   






        
Охота на волчка 

По рёбрам стук, – то точки, то тире.
Не успеваю странный код разрушить.
Остатки сна с опухших глаз стереть...
Я чувствую опять внутри зверушку,

Дурманящую силой колдовской,
Настоянной на ста ветрах наливки.
В ущербных лунах острых коготков,
Кусочки сердца моего налипли.

Живот прогрыз мне зверь, лизнул в лицо.
Семь вёрст не крюк, – раз небо голубое,
И побежал. Как надо на ловцов,
Вдыхая сладкий запах зверобоя.

Какой там волк! Поскрёбышек. Медяк.
Волчок, инстинктом к лесу привлечённый.
Капканы ненароком обходя,
Пуль избегал. Но думал – это пчёлы.

В улыбке обнажаются клыки,
Лес, триумфальной аркой зверю служит.
Цветут призывно алые флажки,
Рога трубят, и салютуют ружья.

Его приём роскошный поразил –
Пути непостижимы человечьи.
О чем же жарко лает хор борзых
На родственном непонятом наречье?

И что огнём между ключиц зажглось,
И что на грудь пунцовым брызжет плеском,
Сворачиваясь в волчьих ягод горсть?
До неба оказалось близко лесом.

А впрочем, жизнь разумная расплата,
За проблеск смысла в бытие пустом.
За то что сер, что может быть когда-то
Кого-то утащил бы под кусток.
..^..









* * * 

Тоскливый, словно зал трёхмерных ксерокопий,
Играющих в антик, безруких и хромых,
Тягучий будто мёд, докучный будто опий,
Застыл в окне пробел бессмысленной зимы.

Я помню, что на вкус он холоден и пресен,
Совсем как певчий дрозд, зажаренный вчера.
Я помню даже то, что в городе Эфесе,
Какой-то идиот спалил роскошный храм.

И не понять теперь, что было там первично,-
Возможно, мужику не додали тепла.
А на часах - ничья. И мыши по привычке
Заржали... Тыква. Ночь. А на щеке - зола.
..^..









Первоснежное 

Ноябрьское небо уже не всевидящим оком,
Но старческим глазом в густой катаракте тумана,
Слезится, вскрывая тихонечко облачный кокон,
Где жадные ангелы прячут желанную манну.

Её напророчили рифму запретом пометив,
Служители муз словоблудия и виршеванья.
И майские вишни. И тополь июньский. И дети,
Штрихами молочного мела асфальт вышивая.

На поиски шариков красных рябины отважно
Шагнуть. И пропасть в лейкемийном безмолвном пространстве,
Лишь кто-нибудь примет внезапный позыв к абордажу
За старт церемонии лжесуфражистского танца.

Снег вырван молитвой из ангельских цепких ручонок.
Так сделаем вид, что они нам его подарили.
Слизну магендавид, арабскою вязью смягчённый.
Ещё не катарсис, но всё же уже не делирий.
..^..






* * * 

Бисер брошен не тем, жемчуг спрятан не там.
Сталкер гайки туристам за дозу отдал.
А поджатые крылья греховней хвоста:
Оттого, что ни храм - Золотая Орда.

Мне уже всё равно: что Эдем, что ГуЛаг,
Пропасть нижнего "до",гребень верхнего "до",
Запрещённая лексика в слове "хула"
И хвала горче всяких запретных плодов.

Может это нирваны тягучий кисель?
Кой добряк меня в небыть и в морок завёл?
Может просто пора на дорожку присесть,
Чтобы после - к истоку сияющих звёзд?
..^..









Встреча 

Ржавым гвоздём на скамейке царапал Он: Ева
Плюс (или крестик?) Адам. И, воркуя над Ним,
Голубь парил. На нелепое: «Джизус фарева!»,
Он усмехнулся и поднял в приветствии нимб.

Я попрошу, и Господь в этом вряд ли откажет,
Чтобы мой пряничный город поверил слезам.
До птеродактилей в небе напиться однажды.
И с непочатого торта цукаты слизать.


Три не заветных желанья придумались сразу.
Будто для рыбки волшебной сорвались слова.
Ложь во спасенье от жизни -- дурацкая сказка.
Есть и намёк. Только как его расшифровать?
..^..











* * * 

Я б перестала меж пальцев просеивать
Пряжу молчанья, чтоб слово сыскать,
Если бы не нарядились в прозекторов
Живородящие птицы подземные
С каплями яда в сосцах и клыках


Я бы могла изъясняться верлибрами
Или кропала стишки про любовь
Если бы не угрожали веригами
Рыбы крылатые и говорливые
С водобоязнью и норовом львов


Я бы светила бы, а не коптила бы.
В церковь ходила. молилась легко.
Если бы не оплели паутиною,
Звери в наружных скелетах хитиновых,
С хищным оскалом тугих лепестков.
..^..













* * * 

Молью заткан, в вакууме замкнут
Мой мирок. Мучительно зверею,
Словно тайна, сплюнутая в ямку,
Говорливым царским брадобреем.
Но секрет монарший стал ненужным
Как при электричестве - лучина.
Неохота прорастать наружу
Да и дудки делать разучились.
Знать не свято место! Пусто. Люто.
И темней цирюльниковых ямок.
Раз не Ева, не Парис, не Ньютон,
То Господь не посылает яблок.
А они могли бы оголтело
Падать в мои комнаты пустые!
Искушенье силой тяготенья,
Блудом и раздором мне постыло.
Обретаю (здесь и там чужая!)
Вредные привычки постепенно.
В зеркале уже не отражаюсь
И почти что прохожу сквозь стены.
..^..













 В предчувствии зимы.

Зима придет, сметая без усилий
Мой мусор букв до белого листа.
Мне яблоки глазные надкусили
Борзые из ее белесых стай.

И навык распальцовочного жеста
В кустах без листьев крив, уродлив, ржав.
А души агнцев, принесенных в жертву,
Задолго до Христа, уже дрожат.

Теперь почти не хочется Италий,
Испаний, Кипров, Индий и Сахар.
Рабу в себя по капельке впитаю.
Известкой стужи вытравлю загар.

Мы на пикник собрали яблок спелых,
Бутылку водки, спички для огня.
А души агнцев, из которых сделан
Шашлык последний, смотрят на меня.

Мы пахнем нафталиновой ванилью,
Ключами от чуланчиков звеним.
Ах, чем мы в прошлой жизни провинились?
Уже с июля ждем прихода зим.

Под вьюгу я стихи скатаю в свиток,
Он белой пылью будет занесен.
А души агнцев, из которых сшита
Моя дубленка, блеют в унисон.
..^..




















 Валентинка?:

Посредством нехитрых песен на время свидеться с небом,
Чтоб просто была возможность в пропасть не оступиться.
Полгорсти высохшей глины смешать с прошлогодним снегом,
Слепить чудную свистульку, полуженщину-полуптицу
Друзья помочь захотели. – Ты ж можешь сделать ТАКОЕ!
Возьми-ка побольше глины! К чему тебе мелочь клеить?
Но тут получился голем, прячущий за щекою,
Мои стишки на бумажке, вопящие через клетки.
Отдайте мою бумажку! Стою у глиняной кучи.
Вы думаете, -я в клетках играю в крестики-нолики?
Я имена вычёркиваю проволокой колючей,
До зеро выжигаю буквы, и, в общем почти не больно мне.
Друзья  помочь захотели, но я к истерикам склонна,
С какой-то никчёмной целью, мне рушить всё удаётся.
Стою с измятой бумажкой, закрещенно-обнулённой.
Похож на могильный холмик прах глиняного уродца.
Разбив на порции глину, затею опять свистульки.
Их будет целая стая.И станет мне легче, если
Друзья придут и помогут, (они не ходят впустую).
Впихнут в моих пташек души, научат правильным песням,
Построят им голубятню, приманят зерном отборным,
Подрежут крылья, а после, - придушат моих пичужек.
В ближайшую вечеринку друг друга дичью обкормим,
И только крупинки глины слегка нам испортят ужин.
..^..

всё в исп.  В. Луцкера