для тех, кто слушает стихи Шарль Бодлер: (09.04.1821 - 31.08.1867)

* * *
В струении одежд мерцающих ее,
В скольжении шагов - тугое колебанье
Танцующей змеи, когда факир свое
Священное над ней бормочет заклинанье. 
Бесстрастию песков и бирюзы пустынь
Она сродни - что им и люди, и страданья?
Бесчувственней, чем зыбь, чем океанов синь,
Она плывет из рук, холодное созданье. 
Блеск редкостных камней в разрезе этих глаз.
И в странном, неживом и баснословном мире,
Где сфинкс и серафим сливаются в эфире, 
Где излучают свет сталь, золото, алмаз,
Горит сквозь тьму времен ненужною звездою
Бесплодной женщины величье ледяное.
..^..   



Осенняя песня
I
И вновь промозглый мрак овладевает нами -
Где летней ясности живая синева?
Как мерзлая земля о гроб в могильной яме,
С подводы падая, стучат уже дрова.

Зима ведет в мой дом содружеством знакомым
Труд каторжанина, смятенье, страх, беду,
И станет сердце вновь застывшим красным комом,
Как солнце мертвое в арктическом аду.

Я слушаю, дрожа, как падают поленья -
Так забивают гвоздь, готовя эшафот.
Мой дух шатается, как башня в миг паденья,
Когда в нее таран неутомимый бьет.

И в странном полусне я чувствую, что где-то
Сколачивают гроб - но где же? но кому?
Мы завтра зиму ждем, вчера кончалось лето,
И этот мерный стук - отходная ему.


II
Люблю зеленый блеск в глазах с разрезом длинным,
В твоих глазах - но все сегодня горько мне.
И что твоя любовь, твой будуар с камином
В сравнении с лучом, скользнувшим по волне.

И все ж люби меня! Пускай, сердечной смутой
Истерзанный, я зол, я груб - люби меня!
Будь матерью, сестрой, будь ласковой минутой
Роскошной осени иль гаснущего дня.

Игра идет к концу! Добычи жаждет Лета.
Дай у колен твоих склониться головой,
Чтоб я, грустя во тьме о белом зное лета,
Хоть луч почувствовал - последний, но живой.
       (Перевод Вильгельма Левика) 

..^..




МАЯКИ


Рубенс, море забвенья, бродилище плоти,
Лени сад, где в безлюбых сплетениях тел,
Как воде в половодье, как птицам в полете,
Буйству жизни никем не поставлен предел.

Леонардо да Винчи, в бескрайности зыбкой
Морок тусклых зеркал, где, сквозь дымку видны,
Серафимы загадочной манят улыбкой
В царство сосен, во льды небывалой страны.

Рембрандт, скорбная, полная стонов больница,
Черный крест, почернелые стены и свод,
И внезапным лучом освещенные лица
Тех, кто молится Небу среди нечистот.

Микеланджело, мир грандиозные видений,
Где с Гераклами в вихре смешались Христы,
Где, восстав из могил, исполинские тени
Простирают сведенные мукой персты.

Похоть фавна и ярость кулачного боя, –
Ты, великое сердце на том рубеже,
Где и в грубом есть образ высокого строя, –
Царь галерников, грустный и желчный Пюже.

Невозвратный мираж пасторального рая,
Карнавал, где раздумий не знает никто,
Где сердца, словно бабочки, вьются, сгорая, –
В блеск безумного бала влюбленный Ватто.

Гойя – дьявольский шабаш, где мерзкие хари
Чей-то выкидыш варят, блудят старики,
Молодятся старухи, и в пьяном угаре
Голой девочке бес надевает чулки.

Крови озеро в сумраке чащи зеленой,
Милый ангелам падшим безрадостный дол, –
Странный мир, где Делакруа исступленный
Звуки Вебера в музыке красок нашел.

Эти вопли титанов, их боль, их усилья,
Богохульства, проклятья, восторги, мольбы –
Дивный опиум духа, дарящий нам крылья,
Перекличка сердец в лабиринтах судьбы.

То пароль, повторяемый цепью дозорных,
То приказ по шеренгам безвестных бойцов,
То сигнальные вспышки на крепостях горных,
Маяки для застигнутых бурей пловцов.

И свидетельства, Боже, нет высшего в мире,
Что достоинство смертного мы отстоим,
Чем прибой, что в веках нарастает все шире,
Разбиваясь об Вечность пред ликом Твоим.
(Перевод Вильгельма Левика)

..^..

всё в исп.  В. Луцкера